"Я однажды видела, как взрывали церковь. Это было в тридцатых годах. Тогда я очень много работала. Как-то мы возвращались домой после сверхурочной работы в 5 часов утра. Вдруг на Пятницкой улице, там, где теперь метро Новокузнецкая, в нескольких шагах от церкви Параскевы Пятницы, нас остановил патруль. Никаким забором церковь ограждена не была. Даже никаких предупредительных фонарей зажжено не было. Просто задержали на несколько минут. Раздался взрыв. Посыпались камни. А мы отправились дальше."
Комментарий к фото из книги Н.С.Богдановой "Я шагаю по Москве:
"Недалеко от нашей гимназии, на углу Большого Кисловского переулка и Большой Никитской улицы стоял старинный женский монастырь. Он дал названия улицам - Большой и Малой Никитским. Конечно, Герцен - очень уважаемый человек, и Качалов - великий артист. Они, безусловно, заслуживают, чтобы их имена присваивали улицам, к которым они имели
при жизни некоторое касательство. Но и монастырь немножко зря обидели. Даже название нигде не сохранили.
Монастырь был окружен очень древней и толстой стеной. За оградой находилась церковь ХY1 века Никиты Великомученика. Внутри двора были расположены монашеские кельи. Диакон монастырской церкви преподавал у нас в младших классах Закон Божий. "Батюшка", как его все называли, был похож на Иисуса Христа. Он очень хорошо рассказывал, и все девочки-ученицы его любили. С дочерью батюшки Любочкой Сперанской я дружила, хоть Любочка и была на класс моложе. Сперанским было отведено в монастыре две комнатки. Батюшкину называли "келья", а Любочкину - "игральная", так как там стояло пианино."
И про эту церковь в записках Нины Степановны Богдановой:
"С западной стороны пл.Восстания "стояли дома попроще, без всяких претензий на шик. К Пресне сбегала вниз коротенькая и очень узенькая Баррикадная улица, бывшая Кудринская. Она действительно была слишком узка, трамвайные пути занимали почти всю ее ширину. Дома и церковь слишком тесно надвигались на мостовую. Большая белая церковь Покрова на Кудрине, вероятно, стояла со времен села Кудрина Однажды в этой церкви собралась почти вся наша единая трудовая школа номер 23. Уже точно не помню, в каком году, может быть, в 1920, может, в 1921 году наша школа была потрясена трагической смертью одного ученика. И дети, и подростки разных классов пришли на отпевание и панихиду, чтобы отдать последний долг товарищу. Церковь была переполнена. Священник вел службу, а абсолютно все присутствующие пели "Со Святыми упокой..." и другие молитвы. Дети пели, хотя в те годы религия была далеко не в почете.
Церковь сломали, она и правда мешала движению. Трамвайные рельсы тоже убрали. И дома вокруг все снесли. и маленькие и большие, все подряд. И те, что очень мешали движению, и те, что рядом подвернулись. Каменную ограду и сад перед "Вдовьим домом" тоже снесли,от чего улица выиграла, так как дом украсил ее. А на место произведенных разрушений стали завозить землю. Крутого спуска к Зоопарку не стало. На мощном гранитном цоколе возвели грандиозный высотный дом."
"... молодежь, конечно, не представляет, какое в действительности огромное количество храмов Москвы "не сохранилось". Церквей раньше было многое множество и пересчитать их было бы просто невозможно. Для примера скажу, что на Арбатской площади было две больших церкви, на самом Арбате и впадающих в него переулочках было более десятка церквей, на наш Новинский бульвар выходило две церкви и так далее. Я смогу рассказать лишь про некоторые, про те, что оставили впечатление...
Против кинотеатра "Художественный" посреди мостовой стояла громадная серая церковь Бориса и Глеба. Сейчас бы про нее сказали: "На самой дороге! Мешает движению!" А раньше - наоборот, это был как бы остров спасения среди "большого" по тем временам потока транспорта. Слева - трамвай "А" звенит по Бульварному кольцу. Справа - номер 17 бежит с Арбата на Воздвиженку. Да еще извозчики, да еще ломовые лошади! Внутри церкви я бывала неоднократно, но в памяти у меня - первая пасхальная заутреня, когда мама нас с Валечкой /прим: одна из сестер автора/, наконец, взяла именно сюда. Меня тогда поразили необыкновенно толстые разноцветные свечи, которые кругом горели.
Пойдем теперь по Арбату, куда мы еще не заглянули, хотя это такая родная, такая "своя в доску" улица. Я не буду задерживаться возле каждого дома, тут достаточно памятных мест. Можно сесть на туристский автобус и послушать квалифицированную беседу экскурсовода. Ну, а я поплетусь пешочком и буду стараться не очень повторяться.
На правой стороне, если идти по направлению к Смоленскому, стоял знаменитый дом с "привидениями". Он так резко выступал вперед, что около него даже не было тротуара, и прохожие обходили "страшное место" по мостовой. Совсем рядом начинался высокий каменный забор, за которым был большой церковный двор церкви Николы Явленного. А на заборе была нарисована огромная картина, изображающая бурное голубое море, по которому шагал босиком Николай Чудотворец. Это была иллюстрация к известной притче из Священной истории. Некоторые прохожие снимали шапки и крестились на эту картину. Сама церковь находилась за углом, в Серебряном переулке. Если бы церковь сохранилась до наших дней, ее бы сделали "памятником", так как здесь крестили полководца Суворова (он родился в доме своего деда Манукова, и Серебряный переулок раньше назывался Мануковым)."
И про эту церковь кое-что есть в рукописной книге Н.С.Богдановой "Я шагаю по Москве":
"Законоучителем в старших классах был седой священник с внешностью Бога-Саваофа. В 1918 году церковь отделили от государства и из школьных программ исключили Закон Божий. Но в нашей гимназии преподавание его продолжалось, по согласованию с кем-то. А священник, получив разрешение у высшего духовенства, повел всех учениц в "свою" церковь, которая находилась на углу Поварской и Ржевского переулка. Мы подробно осмотрели всю церковь Ржевской Божьей Матери от алтаря до колокольни. Сейчас, очевидно, никому не покажется удивительным, что девочек вдруг впустили в святая святых церкви - в алтарь. А ведь раньше вход туда женщинам был категорически запрещен. Священник показал нам всю церковную утварь и одежду, наглядно рассказал о применении каждого предмета.
В настоящее время кое-где и кое-когда экспонируется кое-что из церковных принадлежностей. Мне приходилось наблюдать, как молодежь "замирает" около витрины и сквозь стекло "пожирает" глазами чашу или митру и пытается установить, "чистое" ли золото и не искусственные ли камни. Могу заверить, что в маленькой, совсем заурядной приходской церквушке вся "посуда" была из чистого золота. И камни были вполне настоящие, да и о синтетике еще и думать не собирались. Праздничные одеяния были расшиты настоящими золотыми нитями и жемчугом. Многие ризы были из серебра и украшены камнями.
Очень скоро после нашей интересной экскурсии в церковь преподавание Закона Божия категорически запретили, всех батюшек от занятий освободили. Девочки стали учиться вместе с мальчиками. Церковь Ржевской Богоматери сломали, как и многие другие."
Вероятно, об этом храме (Святителя Тихона Амафунтского) идет речь в нижеследующем отрывке из записок Н.С.Богдановой "Я шагаю по Москве":
"Сторона Арбатской площади, что тянется от Художественного кинотеатра до Знаменки (улица Фрунзе), была расчищена уже давно, еще когда реконструкция и не начиналась. Здесь, по этой стороне стояло очень много домиков и барских особняков и большая белая церковь. Все они, и дома и церковь, снесены. Я обещала рассказать про церкви, которые мне чем-то памятны. В этой церкви я была один раз по собственной инициативе. Обычно нас брал с собой папа и заставлял простаивать всю долгую службу. Даже ноги болели. В церковь на углу Знаменки я зашла вполне добровольно и вот по какому поводу. Со мною в Губтрамоте работало несколько таких же, пятнадцатилетних "совбарышень", как и я. Жилось нам очень вольготно. Во время работы мы делали уроки, а уже в 2 часа нас отпускали по домам, как несовершеннолетних. В этот злополучный день мы сильно напроказничали. Домой возвращались полные раскаяния, обсуждали со всех сторон наш проступок и, что греха таить, страшась неминуемой расплаты. Мы очень долго провожали друг друга, все говорили и говорили и, наконец, только на Знаменке расстались. И вот тут, терзаемая угрызениями совести и боязнью, я и завернула в церковь. То, что я там увидела, поразило меня - настолько соответствовало моему настроению. Через всю церковь тянулся лозунг, именно лозунг, только написанный не на красном кумаче, а на светлой бумаге, возможно, на обоях. Написано было крупными печатными буквами, и не по-славянски, а по-русски. Лозунг гласил: "Не бойся, только веруй". И, действительно, бояться было нечего. Наш проступок никем обнаружен не был, а мы исправились и больше не шалили. Никогда, ни в одной церкви я никаких лозунгов не видела и даже ни о чем подобном и не слышала. Может быть, здешнего священника осенила новаторская идея? Может, эта церковь была, так называемая, "красная"? Я не знаю."
Говорить об отсутствии запчастей на МАЗ-200 в 80-е годы - несерьёзно! Видимо Вы слабо знаете конструкцию этого автомобиля. Дело в том, что многие узлы и агрегаты МАЗ-200 "перекочевали" на машины более поздних поколений, выпускавшиеся в 80-е годы. Например: передний мост МАЗ-200 и КрАЗ-256 -это один и тот же агрегат, задний мост отличается от "кразовского" только балкой и полуосями, редуктор, ступицы и тормоза - одинаковые. Разница в коробках передач МАЗ-200 и Урал-375 тоже минимальная - у "ураловской" другой картер сцепления, более длинный первичный вал и отсутствует привод спидометра. Двигатель ЯАЗ-204 выпускался на ЯМЗ до 90-х годов. Он применялся в различных дизель-электрических и насосных агрегатах, а также ставился на узкоколейные тепловозы ТУ-6А, самые массовые из выпускавшихся промышленностью. Так что особых проблем с ремонтом МАЗ-200 в те годы не было. Другое дело, что сохранившиеся мащины этого типа, имели "преклонный возраст" и сажали на них, как правило, или "зелёных" пацанов - "для тренировки", или "залётчиков" - "для перевоспитания". Конечно, никто не ожидал от них грамотной эксплуатации или "трудовых подвигов", да и сами они мечтали побыстрее пересесть на более современную машину, отсюда и "варварское" отношение к этой технике. Сейчас они рассказывают разные небылицы о своей работе на МАЗ-200, в расчёте на некомпетентность слушателей.
